Моды
Добавил xoxol1965 16.02.2019 в 19:24
Они выглядели, словно некие неповторимые шедевры, словно драгоценные камни, причудливо рассыпанные по центральным улицам городов. Они одевались с поразительной аккуратностью, доходившей порой до одержимости, и уделяли внимание каждой мельчайшей детали. Одетые в мохеровые костюмы, они были живыми произведениями искусства, существовавшими в мире моды, музыки и развлечений. Молодые люди и девушки слушали лучшую музыку и лучше всех танцевали, и именно они неузнаваемо изменили культурную жизнь всей Британии.
Будучи детьми рабочего класса, моды не могли похвастаться туго набитыми кошельками, но при этом они неизменно выглядели на миллион фунтов. Разумеется, их жизнь, состоявшая из водоворота редких пластинок, тщательно подобранной одежды и недоступных широкой публике ночных клубов, требовала как денежных вливаний, так и полной преданности своему делу. Это были высокие требования, но модов они нисколько не смущали. Моды стремились представать во всём блеске круглые сутки, и они были первой молодёжной субкультурой, которая поставила себе подобную цель.
Мод-культура — старейшее молодёжное движение Великобритании. Ему почти шестьдесят лет, а оно всё ещё продолжает тревожить умы юношей и девушек. Раз уж мы ведём речь о культуре, построенной вокруг одного основного тезиса: «Главное — это внимание к деталям!» — никому не покажется удивительным, что мод-движение не имеет чётко определённого дня рождения.
Невозможно указать на какое-либо событие, человека или предмет, и сказать — вот он, Священный Грааль, здесь всё и началось. Скорее можно утверждать, что причиной возникновения мод-движения послужила целая куча социальных факторов и культурных сдвигов.
Один из таких факторов — завершение Второй мировой войны. Сразу вслед за ним британцы проголосовали на выборах за партию лейбористов, дружно отвергнув своего консервативного героя времён войны, Уинстона Черчилля. Неожиданная победа Клемента Эттли, лидера лейбористской партии, служила хорошей иллюстрацией неприязни общества к социальному расслоению и положила начало росту новой формы самосознания рабочего класса. Ярким примером этого должны были стать дети тех, кто принимал участие в послевоенных выборах.
Для родителей наконец закончилась эпоха, когда нужно было снимать шапки и кланяться в ноги проезжающему мимо дворянину. Иллюзия превосходства высших слоёв общества над низшими претерпела крах за те пять лет, на протяжении которых люди разного положения и разных профессий жили в общих окопах, вместе проливали кровь и вместе умирали. Рабочий класс обрёл собственное мнение и убедился, что он также может подарить миру одарённых, талантливых людей. Страна ещё только начинала восстанавливаться после войны, но уже были посеяны зёрна нового мировоззрения, которые и дали столь обильные всходы в шестидесятые.
Дети — а точнее, то совершенно новое явление, которое получило название «тинэйджеры» — шли собственным путём, и в этом им помогали перемены, охватившие буквально каждую сферу жизни британского общества. Родители этих тинэйджеров застали период стабильного развития английской экономики. Уровень безработицы в конце пятидесятых был низок, а денежное обращение становилось всё более активным. Когда же начала практиковаться продажа товаров в рассрочку, рабочий класс наконец смог позволить себе предметы роскоши, о которых раньше нельзя было и мечтать. Люди больше не чувствовали себя детьми, жадно прижавшимися носами к витрине лавки со сладостями — материальные блага перестали быть исключительной прерогативой богатых.
Трубач Дональд Бёрд (Donald Byrd) возражает нам, утверждая, что всё куда проще, и в любом столетии культурное развитие начинается с минимума и достигает своего апогея к середине века, затем теряя изначальный импульс и растрачивая потенциал. Возможно, это так, но всё же нельзя отрицать, что в конце пятидесятых и в начале шестидесятых годов все формы искусства — музыка, кинематограф, литература, театр, телевидение — испытали невероятные потрясения. Их захватила молодёжь, со всей присущей ей энергией и изобретательностью.
Традиционным формам искусства был брошен вызов, и они пали под напором нового мировоззрения. К тому были свои причины: традиционная британская поп-культура уходящей эпохи была вопиюще слаба и неприлично беззуба. Эту несостоятельность отлично отражают лидеры хит-парадов того времени: Хелен Шапиро (Helen Shapiro) и Мэтт Монро (Matt Monro) — музыка для мам и пап, лёгкий, сугубо развлекательный стиль.
План Маршалла по оказанию Америкой финансовой помощи странам Западной Европы установил между послевоенной Великобританией и Соединёнными Штатами связь, которая и сегодня ощущается столь же сильно, как и в те времена. Именно из Штатов моды позаимствовали многие элементы своего облика, старательно копируя одежду Brooks Brothers и неформальный студенческий стиль, который ранее взяли себе за образец американские исполнители современного джаза.
Моды обожали таких ребят, как Майлз Дэвис (Miles Davis), потому что своим стильным внешним видом и манерой исполнения они как бы намекали: эта музыка может значить для вас куда больше, чем невыносимо жизнерадостный скиффл, гремящий по всей вашей стране, и больше, чем значил для ваших родителей традиционный джаз.
Эти молодые джазмены круто выглядели, не думали о завтрашнем дне, не скрывали, что употребляют наркотики, говорили на своём собственном языке, их ночным образом жизни восхищались американские писатели-битники — всё это ясно указывало на существование некоего тайного сообщества, основанного на увлечении музыкой и стильной одеждой, и куда не допускались простые смертные. Всё это казалось невероятно крутым, и моды были просто обязаны построить собственное подобие такого сообщества.
Если скиффл чему и поспособствовал — так это тому, что молодые люди по всей стране активно начали создавать собственные группы. Скиффл-сцена впервые появилась в лондонском клубе Two I’s, расположенном на Олд-Комптон-стрит.
Этот клуб был создан молодёжью для молодёжи, и там запросто можно было встретить многих известных в шестидесятые личностей — к примеру, Эндрю Луга Олдхэма (Andrew Loog Oldham). Они пили бесконечные капуччино из клубной кофейной машины Gaggia и озадаченно размышляли о том, что обстановка-то подходящая, но вот музыка, весь этот скиффл — это как-то несерьёзно и бестолково…
Наиболее смышлёные из них решили исправить положение дел. Они открыли для себя другую сторону американской музыки, когда начали слушать блюз и постепенно набирающий популярность ритм-энд-блюз, в котором позже искали вдохновение и такие группы, как The Beatles. Необходимость в клубах, где можно было бы услышать такую музыку, всё росла и росла — их наличие было жизненно важно для дальнейшего развития всего движения.
Так что когда, например, клуб Flamingo на Уордор-стрит отказался от джазовой музыкальной политики в пользу ритм-энд-блюза, произошло примерно то же, что и чуть раньше, когда в Хэм-Ярде открылся клуб The Scene — появилась ещё одна опорная точка для сбора единомышленников, где моды сами могли устанавливать правила и задавать направление развития.
Когда Сесил Джи (Cecil Gee) отправился в отпуск в Италию и вернулся оттуда с ворохом ярких цветных джемперов и рубашек, это могло значить только одно: строгий чёрно-белый мир послевоенной Британии готов был расцветиться всеми красками, какие только можно себе представить. Европейский образ жизни, эдакий коктейль из рационализма и беззаботного бытия, манил модов, словно магнит. Они стремились интегрироваться в этот мир настолько глубоко, насколько это было возможно.
Огромное количество модов проводило бессчётные часы в кинотеатрах за просмотром европейских фильмов без субтитров. И хотя они не понимали ни слова, моды маниакально следили за происходящим на экране. Они видели и запоминали, что носят персонажи и как они себя ведут — после чего, разумеется, немедленно применяли увиденное на практике.
Модам пришлись по душе итальянские скутера, которые стали их фирменным средством передвижения, красивым и оптимально подходящим для поездок по ночному городу (рокеры, будучи родом из сельской местности, предпочитали шумные, громоздкие и неуклюжие мотоциклы). Моды притворялись, будто они читают иностранные газеты. Они часами просиживали в кафе, курили там сигареты, держа их в руке, словно Марчелло Мастрояни.
Если ты сообразителен и целеустремлён — лень непростительна. Эта немудрёная идея легла в основу всей их философии. Поскольку моды стремились стать лучше, стремились к абсолютному индивидуализму, это приводило к самым оживлённым дискуссиям на такие темы, как лучший способ носить часы, оптимальная длина шлицы и наиболее подходящее число пуговиц у пиджака.
Они были настоящими денди, эстетами. Впервые за всю историю молодые люди из рабочего класса демонстрировали такое маниакальное увлечение одеждой и стилем, какое раньше встречалось разве что в гомосексуальной среде. Оскару Уайлду моды непременно бы понравились. Они изменили мужскую моду Великобритании, и это, наряду с новым всплеском интереса к рок-н-роллу, расцвет которого пришёлся на конец пятидесятых, и который сейчас звучал довольно-таки стерильно и беззубо, ознаменовало рождение новой поп-культуры.
Этот процесс ощутимо ускорился, когда добились всеобщего признания The Beatles — они писали собственные песни, а также исполняли многие хиты с лэйбла Motown и классические рок-н-роллы. Правда, настоящим модам ливерпульская четвёрка не нравилась. Они были слишком популярны (проще говоря, слишком банальны), но что гораздо важнее — зачем было слушать их вторичные ритм-энд-блюзы, когда можно было достать подлинники шедевров? И ведь их ещё нужно было найти в каком-нибудь неприметном маленьком магазинчике пластинок, скрытом от посторонних глаз в узком, никому не известном переулке…
Аналогичный принцип применялся к Rolling Stones и их увлечению блюзом. Настоящий мод был снобом и пуристом, но в хорошем смысле этих слов. Зачем нужна осетрина второй свежести, если можно достать всё самое лучшее? Моды были настолько уверены в себе, настолько самонадеяны, что просто-напросто не обращали на тебя внимания, если ты не разделял их взглядов на мир. Они чисто инстинктивно знали, что именно их философия была самой лучшей. И для них это было не каким-то «личным мнением», а настоящей правдой жизни.
Важно также, что моды, заставшие все технологические прорывы шестидесятых и присущее этой эпохе чувство стремления к лучшему, желали себе более приятной жизни, чем та, что выпала на долю их родителей. Большинство модов уходили из школы в пятнадцать лет — отчасти потому, что в школе к ним относились с полнейшим презрением и не учили ничему полезному, а отчасти — потому, что их образ жизни требовал денег, которые нужно было зарабатывать своим трудом.
Подъём экономики предоставил молодёжи рабочие места в рекламной индустрии и на телевидении, то есть там, куда раньше они просто не смогли бы пробиться. Моды проводили свои рабочие дни в офисах в приятном осознании того, что они не только выглядят куда лучше, чем их начальники, но ещё и должны в один прекрасный день занять их места и начать править бал самолично.
Они были амбициозными и эгоистичными юными существами — и это совершенно необходимые качества, если ты желаешь получать от жизни лучшее, что она может предложить. А затем, в выходные дни, моды снова погружались в свой секретный мир клубов, музыки, наркотиков и стильной одежды. Они не спали, лишь периодически закидывались амфетаминами. Вечер пятницы начинался с просмотра «Ready! Steady! Go!», а затем выходные закручивались в безумном вихре таблеток и кофеина, и вдруг оказывалось, что уже наступил воскресный вечер и пора понемногу закругляться.
Амфетамины были для модов самым подходящим наркотиком — они давали уверенность в себе, энергию и вдохновение. Они позволяли совершенствовать свои па, танцуя всю ночь напролёт. Однако после амфетаминов бывала ужасная ломка, и некоторые из модов так и не смогли полностью оправиться после знакомства с этими разноцветными таблетками.
Моды были настоящими радикалами в мохеровых костюмах, они всегда были выше конфликтов на расовой почве. В отличие от рокеров, которые оказались достаточно глупы, повелись на озлобленную пропаганду Мозли, направленную против вест-индских граждан, и начали устраивать драки в Ноттингеме и Ноттинг-Хилле, моды встречали ребят с Карибских островов с распростёртыми объятиями. Подсознательно они понимали, что эти люди сыграют крайне важную роль в формировании нового культурного облика Великобритании — и здесь они были абсолютно правы. Лично я считаю это важнейшим достижением мод-культуры, за которое, тем не менее, ей так никогда и не отдали должного.Важнейшей единицей в музыке шестидесятых был сингл; тогда жизнь могла в буквальном смысле перевернуться с ног на голову после одной-единственной песни, всего одной сорокапятки, прозвучавшей из транзисторного радиоприёмника. Все лучшие синглы того времени были выдержаны в мод-стиле — они громко заявляли о себе, уверенно доказывали свою стильность, а затем исчезали прежде, чем успевали кому-либо наскучить. Это были элегантные мелодии с аккуратными аранжировками, которые легко завоёвывали любовь слушателей-тинэйджеров. И это при том, что по сути дела, моды практически не имели отношения к поп-музыке — им был больше по душе ритм-энд-блюз.
Так что Small Faces, The Creation, The Action и ещё сотни похожих на них ребят могли носить стильные причёски и плетёные туфли, могли превозносить хоть до небес великих вокалистов Стива Мэрриотта (Steve Marriott) и Реджи Кинга (Reggie King) — настоящих модов, узкий круг избранных, это совсем не впечатляло. Их кумирами были музыканты с лэйблов Stax и Motown, и очень мало кто из белых исполнителей — например, Джорджи Фэйм (Georgie Fame) — удостаивался их внимания.
Впрочем, уже в самом скором времени это стало неважно — к 1964 году прекратило существовать оригинальное мод-движение. 1964 год был первым годом драк модов и рокеров на пляжах. Модовский стиль жизни оказался в центре внимания жёлтой прессы, которая увлечённо принялась раскрывать его тайны простым смертным. Это выглядело отвратительно, просто позорно.
Популяризация субкультуры привела к крайнему утрированию её идеи. Теперь модам старой закалки оставалось лишь наблюдать, как в результате чрезмерного увеличения численности рядов движение, которое некогда было элитарным, настигает полный коллапс. Драться на пляже! Портить свои ботинки и брюки… Это было ужасно глупо и совершенно неправильно.
Мод-культура задавала направление развития всей первой половины шестидесятых, этого поистине удивительного десятилетия. Этот период навсегда останется для нас волшебным, необыкновенным временем.
Мод-движение стояло у истоков всей британской поп-культуры. Увлечённые юные моды, истории которых и сегодня не уделяется того внимания, которого они достойны, внесли огромный вклад в нашу жизнь. Это было поколение стильно одетой молодёжи, готовой принять любую культуру, взять из неё лучшее и создать собственную систему взглядов на мир — настолько мощную и убедительную, что она накладывает свой отпечаток даже на современное общество. Моды были первыми, кто не просто слепо следовал чьим-то идеям, а брал их и смело изменял в соответствии собственным потребностям.
Помимо этого, моды были первыми, кто посвятил все двадцать четыре часа своей жизни достижению поставленных целей — и тем не менее, мод-движение до сих пор не получает достойного освещения в прессе, оставаясь своего рода terra incognita новейшей истории. Полагаю, это происходит благодаря тому, что журналисты, которые пишут на эту тему, выросли на рок-культуре семидесятых и потому крайне недоверчиво относятся к людям, привыкшим аккуратно одеваться и следить за собой.
Одно из неписаных правил рок-культуры гласит, что если ты одеваешься, чтобы произвести на кого-либо впечатление — ты уже по умолчанию подозрительный тип и поверхностная личность. Хорошо одетые люди всегда смущают и пугают любителей рок-музыки.
«Весь смысл мод-культуры — в покупке шмоток», — посмеивался недавно один из редакторов NME. Разумеется, а весь смысл панк-культуры — в том, чтобы нацепить на себя английскую булавку. Подобные замечания отлично иллюстрируют, насколько презрительно относится писательская братия ко всем, для кого одежда — одно из средств самовыражения.
Но моды полностью иммунны к этим нападкам, так как, по совести говоря, им просто начхать на подобных людей и на мир, в котором те живут. Поэтому мод-культура и остаётся старейшей из британских субкультур: она живёт и процветает, поскольку построена на наборе принципов, не меняющихся со временем.
Мод-движение столь долговечно, потому что оно признаёт два неоспоримых факта. Во-первых, стиль и качество никогда не устареют, во-вторых — до тех пор, пока по миру гуляют деньги, всегда будет кто-то, кто одевается так, словно посылает на болт весь мир со всеми его назойливыми сложностями.
Paolo Hewitt
британский журналист и музыкальный критик
британский журналист и музыкальный критик
