JAZZ, ART-ROCK И ДРУГАЯ ХОРОШАЯ МУЗЫКА
/ Каталог статей

Чарли Пэттон

Добавил xoxol1965 19.12.2016 в 09:36

...продолжение
Общепризнанно, что память человеческая коротка. Хорошо это, плохо ли, но так устроен мир. Вот прожил некто долгую жизнь, оставил добрые дела и многое потомство: долго ли его будут помнить после смерти, и кто будет помнить? Конечно, дети, меньше – внуки. А уже у правнуков будут свои горизонты памяти… Но, если ты вложился в людей и оставил после себя хорошие песни, тебя запомнят, и быть может надолго. Увы, в конце концов растворится и эта память. 

Чарли Пэттон умер в 1934 году, оставив после себя множество брошенных и разочарованных жен, нескольких детей, сомнительную славу балагура и более пяти десятков песен, изданных на race records для ублажения слуха черного населения Америки. Спустя некоторое время память о нём почти стёрлась. Родные и близкие, конечно, помнили Чарли, пока жили сами, но эта память никогда не покидала границ их скромного быта. Помнили о Пэттоне и несколько музыкантов из Дельты, его постаревшие ученики и последователи, но память эта держалась у них в основном в жестких аккордах да в нескольких строчках из блюзов… Все остальные о блюзмене напрочь забыли, причем намеренно, бесповоротно и навсегда, потому что Чарли Пэттон со своими блюзами, как и другие старые блюзмены, был олицетворением того жестокого, циничного и позорного времени, когда люди с разным цветом кожи были неравны. Черные старались забыть великого блюзмена прошлого, потому что само это прошлое было для них больным и горьким; белые – потому что им неловко вспоминать об узаконенном их отцами и дедами расовом неравенстве. Что же осталось нам? Осталось главное – песни Пэттона и таких, как он, блюзменов, которые, к нашей радости, когда-то были записаны и изданы. Эти песни и сами пластинки ждали своего часа, покоясь в подвалах, на чердаках, в прочих местах, где обычно содержится хлам. Возвращение Чарли Пэттона и всего кантри-блюза – пример восстановления человеческой памяти, образец того, как из, казалось, необратимого праха, из небытия постепенно, по крупицам воскресает живой образ, чтобы уже никогда не исчезнуть… 
В 1958 году молодой музыкант и исследователь блюза Джон Фэхей приехал в Гринвуд и Кларксдейл, чтобы найти следы рождения блюза и, если получится, отыскать одного из его героев – Чарли Пэттона. Фэхею тогда было лишь девятнадцать, проживал он в пригороде Вашингтона (Washington, DC) и был страстно увлечен кантри-блюзом... Из массы материала, который он успел в то время прослушать, более всего его захватил загадочный блюзмен из Дельты – Чарли Пэттон, после чего Фэхей поехал в штат Миссисипи, чтобы найти его следы. Он даже надеялся на то, что Пэттон всё еще жив! Увы, к 1958 году его герой уже двадцать четыре года покоился в могиле, и это было первым, о чем узнал Фэхей. Как сам он написал в своей книге:
«Никто ничего не мог вспомнить о Пэттоне, кроме того что в продолжение двадцати последних лет своей жизни он был великим музыкантом и сонгстером, действительно, самым популярным блюзовым сингером, жившим в бассейне реки Язу. Люди также припоминали, что он много пил и жил "беспорядочной жизнью” (т.е. не был религиозен) и что его последней пластинкой была "There Ain’t No Grave Gonna Hold My Body Down”, которую он записал за несколько дней до того, как был то ли зарезан, то ли отравлен своей ревнивой подругой…»
...Чарли Пэттон [и сегодня] во многом остается всё тем же Masked Marvel (Замаскированным Чудом), как называли его промоутеры, желая привлечь покупателей. Всё в нем окутано тайной и неясностью, и даже имя его пишут по-разному, причём разночтение встречается и на его прижизненных пластинках: на Paramount писали «Charley», на Vocalion – «Charlie». Авторы биографических статей и очерков о Пэттоне расходятся (и еще как!) в дате его рождения. Его сестра Виола утверждала, что Чарли родился в 1887 году; по другим сведениям, Пэттон родился в 1885 году, а некоторые источники указывают на то, что он еще старше. Согласно проведенной в 1900 году переписи, Чарли родился в апреле 1891 года: сохранился и доступен каждому пользователю интернета бланк той переписи – Twelfth Census of the United States; Shedule № 1, Population, Mississippi Hinds County, – заполненный 16 июня 1900 года рукой счетчика, наверняка, со слов отца или матери Чарли… точную дату рождения Пэттона мы уже, видимо, не узнаем, поэтому правильнее считать, что Чарли родился в конце восьмидесятых годов XIX века.
Нет ясности и с местом рождения: то ли возле Болтона (Bolton, MS), то ли рядом с Эдвардсом (Edwards, MS)… Шелдон Хэррис в справочнике «Blues Who’s Who» отмечает, что Пэттон родился близ Эдвардса. Так что и в этом случае будет вернее, если мы скажем, что родился Пэттон в каунти Хиндс (Hinds county), неподалеку от шоссе номер 20 (highway 20), на одной из плантаций между Виксбургом и столицей штата Миссисипи – Джексоном.
Известно точно, что матерью Пэттона была Энни Мартин (Annie Martin-Patton), которая родилась в 1862 году недалеко от Болтона и была наполовину индианкой. Но до последнего времени оставалась неясность, кто является его отцом – то ли Билл Пэттон, то ли Хендерсон Четмон (Henderson Chatmon), глава многочисленного музыкального семейства, жившего неподалеку от Пэттонов...
...Нет определенности и в том, какого цвета была кожа у величайшего из блюзменов Дельты. Некоторые считали его метисом, а другие индейцем. Например, Хаулин Вулф был убежден, что Чарли Пэттон родом из Мексики. Сам Чарли также себя «чёрным» не считал, хотя всю жизнь прожил среди афроамериканцев… На единственной сохранившейся фотографии Пэттона мы не обнаружим какого-то строго определенного признака, позволяющего судить о его расовом происхождении, но если бы такая определенность потребовалась, то мы бы отнесли Чарли скорее к «белым», чем к «черным». Не только внешность, но и сама пластика Пэттона – а хорошие фотографии способны передавать пластику движения – присуща скорее европейцам, чем афроамериканцам.
Эванс докопался до корней Чарли. Оказалось, его дед по отцовской линии – белый. Его звали Билл Пэттон (Bill Patton Sr.), проживал он в Виксбурге, был небедным рабовладельцем и от одной из своих рабынь – чернокожей индианки по имени Роза – заимел ребенка. Мальчиком был будущий отец Чарли, которому Билл-старший дал свои имя и фамилию – несомненное доказательство того, что он признавал его своим сыном и, по-видимому, дорожил отношениями с Розой. Со временем Билл-младший обосновался под Виксбургом, в окрестностях Эдвардса, не без помощи отца вырос и окреп, затем женился на темнокожей индианке Энни, которая родила ему сына Чарли – в будущем великого блюзмена...
...Билл Пэттон был трудолюбивым, благовоспитанным, добропорядочным и очень религиозным. По некоторым сведениям, он даже был священником. Все эти качества Билл старался привить и детям, но он, конечно, не помышлял, что один из его сыновей станет блюзовым сингером.
Так когда же и как Чарли пришел к блюзу?
В жизни многому можно научиться, в том числе пению и игре на гитаре, но великим поэтом, художником или музыкантом надо родиться. Мало того, нужны условия, чтобы талант развился и заявил о себе, ибо утверждения, будто всякий самородок сам пробьет себе дорогу, – сомнительны. Таким лукавым образом мы прощаем себе равнодушие, безразличие и неучастие в судьбе тех, кто лучше и талантливее нас… Чарли Пэттон родился, чтобы стать великим музыкантом. Но родился он в среде, которая, быть может, меньше всего способствовала росту и продвижению его способностей, – в замкнутой среде черной колонии американского Юга, куда в конце XIX века едва проникал свет просвещения и свободы и откуда, в свою очередь, почти не пробивались в мир ростки чего-то значительного, стоящего того, чтобы обратить на него внимание.
Мы уже отмечали, что семейство Пэттонов было очень религиозным. И чем больше горя приходило в эту семью, тем набожнее становились Билл и Энни, тем настойчивее они привлекали к церкви своих детей. Чарли помнил воскресные службы, сколько помнил себя. Истовая проповедь реверенда, евангельским Словом доводившего прихожан до экстаза, и завораживающее пение церковного хора сопровождали Чарли от рождения, развивали в нём музыкальный слух, воспитывали чувство гармонии, а также прививали художественный вкус. Видя, как сына влечет музыка, отец надеялся, что Чарли станет священником. Билл заработал денег на то, чтобы дать образование своим детям в местной школе, а кроме того, они посещали воскресную школу при церкви. По воспоминаниям Виолы Кеннон, Чарли с детства хорошо знал тексты Священного Писания, разучивал спиричуэлсы и гимны… Напомним, что с конца XIX века в некоторых афро-американских коммунах проповедь священника-реверенда становилась более яростной, динамичной, гневной, церковное песнопение максимально ритмичным и динамичным, а для аккомпанемента использовались гитара, банджо, тамбурин, барабаны или простое хлопанье в ладоши, при этом темп поддерживался участием прихожан в своеобразном танце. Как бы то ни было, христианская протестантская церковь была первой музыкальной школой Чарли Пэттона. Первой, но не единственной...
...Однажды в субботу, поздно вечером, когда родители уже беспробудно спали, Чарли через окно выскочил на улицу и украдкой подобрался к шумному джук-джойнту: поглядеть, что там происходит, но главное, он хотел услышать музыканта, под чью гитару плясали взрослые и о котором столько говорили его приятели. Звали музыканта дядей Хенри, ему было уже за тридцать: невысокий, худой, он одевался лучше других, всегда носил гитару наперевес, и с ним обычно вежливо здоровались…
Что же мог услышать подросток, проникнув в джук-джойнт?
Голос с хрипотцой был ему отчасти знаком и напоминал голос священника, но песня была не про Бога и звучала немного не так, как пели обычно в церкви. Необычным был и звук гитары. Это вообще было нечто особенное! Инструмент то визжал, то выл, словно по струнам водили чем-то железным, так что вместе со звуками сами собой вырывались слова и даже фразы – грубоватые, неотесанные, но очень близкие, понятные, свои… Это были те самые звуки, среди которых Чарли жил и которые доносились до его слуха с разных концов его небольшого мира, но сейчас эти звуки издавала одна только гитара! Чарли заглянул внутрь полутемного помещения и сквозь частокол мелькающих и извивающихся тел разглядел дядю Хенри: он сидел на стуле и, склонившись, играл на гитаре, которая лежала на его коленях. Музыкант был в центре внимания и походил на священника, который властвует над всеми… В один из таких вечеров Чарли окончательно решил, кем станет в будущем.
«Дядей Хенри» был Хенри Слан, учитель Чарли Пэттона и едва ли не первый из блюзменов, имя которого сохранила для нас история…
Итак, местная церковь со священником и хором и сельский джук-джойнт с музыкантом – вот первые учителя будущего великого блюзмена. Были, впрочем, и другие.
В той же местности проживало известное во всей округе музыкальное семейство Четмонов… Чарли, которого с детства влекла музыка, действительно тянулся к семейству Четмонов. Он старался бывать у них, дружил с детьми из этой семьи, поскольку в своем доме не находил понимания со стороны родителей: Билл и особенно Энни относились недоброжелательно к его увлечениям блюзами, считая это недостойным, бесперспективным и даже вредным занятием, которое до добра не доведет...
...Традиционно ведущим инструментом ансамбля Четмонов был фиддл, в то время как гитара играла подчиненную роль. Не было у них акцента и на пленительный надрывный вокал, и, хотя юный Чарли находил понимание у Четмонов, их творчество едва ли могло впечатлить его столь же, как игра Хенри Слана и других местных блюзменов, которых Чарли слушал, проникая в джук-джойнт. Тем не менее фиддл Хендерсона Четмона равнодушным его не оставил, и в будущем Пэттон будет иногда выступать вместе с фиддлером и даже запишется с ним… А пока суровый отец несколько раз ловил его вечером на танцах, сёк плетью, но со временем понял, что это бессмысленно, и сменил гнев на милость. Прознав, что сын одалживает инструмент, чтобы выучиться игре, Билл, несмотря на возражения Энни, купил ему гитару. Это событие может считаться историческим, хотя Виола Кеннон и утверждает, что её брат не умел играть на гитаре, пока их семья не оказалась на ферме Докери…
В самом начале ХХ века бесперспективность пребывания в коммуне близ Эдвардса толкнула Билла Пэттона искать удачи на севере штата, где, по доходившим до него слухам, бурно развивались крупные фермерские хозяйства, а их владельцы слыли людьми справедливыми и прогрессивными…
...…Итак, семейство Пэттонов, состоявшее из шести человек, оказалось на плантации Вилла Докери. Дэвид Эванс уточняет, что это произошло между 1901 и 1904 годами… Биллу Пэттону в то время было уже под сорок, а Чарли… Если верить одним источникам, то он был только подростком; если придерживаться других – вполне молодым человеком.... 
...Повторим, нам точно не известно, сколько было Чарли Пэттону, когда их семья, во главе с отцом, прибыла в Докери. По одним источникам, ему могло быть десять-двенадцать лет, по другим – все двадцать. Известно только, что именно на ферме Докери Чарли стал тем, кем его знают во всем мире, – великим блюзменом. 
Но как это случилось?
Доподлинно никто не знает, потому что картина, написанная лишь по воспоминаниям его сестры Виолы и более молодых племянников....
Вскоре после того как Чарли оказался в Докери, он пошел в отрыв от семьи, точнее – от участия в делах отца, которые ... шли в гору. Чарли был увлечен совсем иным. Оказалось, что почти в то же время в Докери прибыл и Хенри Слан. Как и ранее на холмах близ Виксбурга, в Докери он принялся играть на вечеринках и завоевал репутацию первого блюзмена плантации. Но теперь Чарли, уже не таясь, приходил по субботам на танцы. Он завязал знакомство со Сланом, ходил за ним по пятам и учился игре на гитаре. Другими его учителями были некий мистер Тоби (Mr.Toby) и некто по имени Бондс (Bonds), на дочери которого, Милли Бондс (Millie Bonds), Чарли впоследствии женился. Поначалу Чарли был на вторых ролях, но к началу двадцатых уже затмил своих учителей, включая Слана, который в 1918 году покинул Докери и перебрался в Чикаго…
Население Дельты в то время стремительно росло. В Кливленд, Гринвуд, Гринвилл, Кларксдейл в надежде найти работу устремились тысячи чернокожих со всего штата. На разрастающихся хлопковых плантациях вокруг этих городов возникли сотни мелких поселений – quarters, в которых жили семьи работников плантаций. К началу двадцатых годов пустырей в Дельте практически не оставалось – все плодородные земли были раскуплены белыми предпринимателями еще раньше, и теперь они были освоены и приносили большой доход хозяевам. Конечно, кормились здесь и многочисленные наемные работники, и шеаркропперы, и всякий прочий люд, включая музыкантов, которые постепенно создавали простую, но особенную индустрию развлечений… Простую – потому что единственным развлечением черного населения, дававшим выход энергии, были танцы, часто ночь напролет; особенную – потому что танцевали под гитару и пение блюзмена. Следовательно, пение и игра требовались особенные, отличные от всего того, что пели и играли раньше… Таким образом, стиль и содержание Дельта-блюзов диктовались самой жизнью, и чуткий и восприимчивый Чарли, проживавший в центре Дельты, среди рабочих плантации, сочинял свою музыку и тексты именно для них и вместе с ними…
...Играя ежедневно, в разных местах и для разных людей, он [Чарли Пэттон] изобретал свой особенный стиль, шлифовал его, становился всё более известным, востребованным и уважаемым сингером сначала в Докери, затем в Дрю, Кливленде и их окрестностях, а потом и во всей Дельте. Благодаря постоянным заказам на выступления, Чарли превращался в профессионала, для которого исполнение блюзов было ремеслом. Он уже только изредка помогал отцу, когда у того совсем не хватало рук, но физическая работа на плантации, лесозаготовках или где-то еще его уже не занимала. У Чарли было достаточно средств, чтобы стать независимым. К началу двадцатых у него появились коллеги и даже ученики, среди которых выделялся молодой блюзмен из Кливленда – Вилли Ли Браун....
...Блюзмены и сонгстеры часто играли вместе на вечеринках, путешествовали от одного джук-джойнта к другому, и нередко Литтл Вилли Браун играл на второй гитаре в дуэтах с более опытным Пэттоном. Клиенты и наниматели в то время платили музыкантам исправно. Человек с гитарой, банджо или фиддлом был единственной роскошью в суровом и неприхотливом мире вокруг хлопковых плантаций. Зарабатывали музыканты тоже неплохо: уже в начале двадцатых Чарли Пэттон мог добывать блюзами от пятидесяти до ста долларов в неделю.
Молодые родственники блюзмена вспоминали, что жил он в то время хорошо, помогал сестрам и другим членам семьи, всегда ходил в дорогих костюмах, носил шикарные ботинки и надевал шляпу Stetson! Его племянник признается, что никогда не видел своего дядю без костюма. У Пэттона было несколько дорогих гитар, а впоследствии появится и автомобиль, который он будет часто менять, и когда умрет, то после него останется совсем новенький «шевроле». Слава у Чарли была огромной еще до того, как он впервые записался в 1929 году: Эванс сравнивает его популярность в Дельте с популярностью Элвиса Пресли или Джеймса Брауна, а герой одной из песен Пэттона – бывший зам.шерифа Том Рашинг уподобляет Чарли Пэттона великому черному спортсмену из Алабамы Джесси Оуэнсу (Jesse Owens, 1913-1980)… В одно время появился даже двойник, выдававший себя за Пэттона! Многие специально ездили на пикники, прослышав, что там собирается выступать Чарли, причем стремились туда попасть как черные, так и белые, и известны случаи, когда состоятельные белые господа, пользуясь безнаказанностью, силой увозили Чарли с вечеринок для черных, заставляя его играть для себя. Чартерс обращает внимание на то, что и последнее выступление Пэттона, в апреле 1934 года, тоже было для белых. Даже сессии звукозаписи превращались в своеобразные концерты: после записи мастеров для будущих пластинок работники студии просили Чарли поиграть еще и для них и даже устраивали в студии танцы!..
...А в Дельте к концу жизни не осталось места, где бы он не побывал… Словом, Чарли Пэттон, как и подобает блюзмену, нигде подолгу не задерживался, и, конечно, каждое из мест его пребывания было связано с новой женщиной.
По слухам, он был помешан на женщинах, необуздан в страстях, груб и жесток в обращении, запросто сходился с ними и легко расставался, в связи с чем постоянно влипал в скандалы и в конце концов был жестоко зарезан одной из своих последних жен, во что верили многие в Дельте, включая и Букку Уайта, его ученика и последователя… Конечно, и слухами земля полнится, и дыма без огня не бывает, но в действительности всё было иначе. Пэттон, действительно, был обожаем женщинами, иначе бы мы напрасно трудились, доказывая, что он великий блюзмен. Уже к 1910 году Чарли был женат дважды, а, согласно семейным преданиям, всего он женился восемь раз! Не просто имел серьезные отношения с восемью дамами, но прошел законные юридические процедуры. Это похоже на правду, поскольку найдены документальные подтверждения шести его браков. По нашим понятиям – многовато, но заключение брака среди черного населения Дельты было в то время максимально упрощено, и желающие вступить в таковой лишь писали заявление, платили пару долларов, и их тотчас «расписывали»... Столь же упрощенной была и процедура развода. Никакого вмешательства государства и так называемых «общественных организаций» не было.
Образ жизни Чарли Пэттона, как, впрочем, и всех настоящих блюзменов, был специфическим. Он много и часто перемещался по территории Миссисипи и бывал в сопредельных штатах, где в основном выступал на танцах, частных вечеринках, праздниках… Всё это открывало перед ним новые возможности, подвергало всё новым и новым соблазнам, а наличие денег мешало перед этими соблазнами устоять. Так что, кроме официальных, у Чарли имелось немало и внебрачных отношений: ведь он был не просто музыкантом, но являлся самым известным и желанным блюзменом, он нёс радость, надежду, его песни доставляли наслаждение. Чарли не был слепым, подобно Лемону Джефферсону, не был неоперившимся юношей вроде Вилли Брауна или Сан Хауса, он являлся полноценным мужчиной в расцвете сил, при деньгах, с манящей гитарой и авто, без «белого босса» над собой, свободным и внешне привлекательным – словом, он многое мог дать всякой женщине; поэтому с их стороны к нему было внимание не просто повышенное, а необычайно высокое, и не зря кто-то вспоминал, что, когда Чарли шел по Кларксдейлу или Кливленду, кто-нибудь обязательно должен был идти рядом с палкой, чтобы отгонять от него легкомысленных девиц! Не подобным ли обожанием будут окружены в будущем популярные рок-музыканты?! А джазовые? Или, может, менее любвеобильным был Чарли Паркер?.. Да, мы можем говорить о том, что Пэттон был помешан на женщинах, но мы также будем правы, если скажем, что и они были помешаны на Чарли, и его восемь браков, равно как и прочие бесчисленные отношения, – не только следствие его любви к женщинам, но и их любви к нему. Это они, наслушавшись его блюзов, соблазняли и уводили бедного Чарли от одной к другой, затем от другой к третьей и так далее!.. Это все они! Он же, перемещаясь по Дельте, самозабвенно играл свои блюзы, подчиняясь велению сердца и следуя зову души, и если бы поступал иначе, руководствовался разумом и холодным расчетом, то мы бы вряд ли имели в его лице величайшего из блюзменов…
...В июне 1929 года состоялись первые звукозаписывающие сессии Чарли Пэттона для лейбла Paramount…
Нам пора переходить к этим сессиям, но мы не можем оставить без ответа еще один важный вопрос: как случилось, что такого музыканта, как Чарли Пэттон, блюзмена номер один Дельты, популярного и известного, записали только в 1929 году?! Ведь о нём не могли не знать многочисленные искатели талантов, прошерстившие к концу двадцатых все уголки на юге Америки и «вытащившие» в свои передвижные и стационарные студии всех, кого только можно. В чем дело? Может, коммерсанты из известных фирм не записывали Пэттона, потому что не рассчитывали на успех? Может, поэтому они не придавали значения его блюзам? В конце концов, это были не фольклористы, а бизнесмены. Какой с них спрос!
Большое видится на расстоянии. Расхожая фраза. Оттого что верная. Тогда верно и то, что очень большое видится на расстоянии еще большем, причем расстояние здесь не столько пространственное, сколько временное. Каким же должно быть расстояние, чтобы увидеть и понять великое? Наверное, долгим, потому что великое находится далеко впереди и не всегда дожидается нас, поскольку век человеческий короток. Счастлив тот, кто еще при своей жизни сумел разглядеть туманные контуры великого. Уже одним этим он прожил не напрасно… В этой связи мы должны отдать должное человеку, который разыскал Пэттона и убедил его войти в студию звукозаписи. Речь о белом бизнесмене из Джексона – Хенри Спире.
В середине двадцатых его магазин, торговавший пластинками, гитарами, проигрывателями Victrola и прочим сопутствующим товаром, располагался в Джексоне, на Фэриш-стрит 225.... Хотя квартал находился в черной части города, сюда заходили и белые, не в последнюю очередь из-за того что в здешних кафе часто играли джазовые музыканты из Нового Орлеана и пели известные на весь Юг блюзвимен. Конечно же, в местных джук-джойнтах или прямо на тротуаре играли блюзмены из самых разных концов Миссисипи, Луизианы и даже из Техаса, и не удивительно, что во время блюзового бума середины двадцатых Хенри Спир попытался подзаработать на модном жанре. Он приобрел звукозаписывающую технику (a recording machine) и стал нарезать (to cut) на ней так называемые vanity recordings (дословно – тщеславные записи), когда любой из уличных музыкантов за пять долларов мог записать себя на пластинку. Поскольку Спир торговал пластинками, в основном для черных, то ему пришла мысль поспособствовать своему же бизнесу: он стал переправлять некоторые из тестовых записей (test recordings) в фирмы грамзаписи, рекомендуя их к изданию на Paramount, Gennett, OKeh, Brunswick-Vocalion, Columbia и Victor в серии race records, понимая, что, чем больше пластинок будет издано и затем попадет в его магазин, тем больше он заработает. Первым, кого Спир прослушал, записал и рекомендовал к записи для лейбла Gennett, был блюзмен Вильям Хэррис, а в 1927 году Спир «нашел» и записал Ишмона Брэйси и Томми Джонсона, после чего стал называть себя «брокером талантов» (a talent broker). Как правило, к мнению Спира прислушивались, и если отосланные им тестовые пластинки удовлетворяли запросы фирмы грамзаписи, то «брокеру талантов» посылалась телеграмма с просьбой направить своих протеже в студии грамзаписи, где музыкантов записывали на матрицы, и уже с них прессовали тиражи пластинок.... В 1936 году к Хенри Спиру, в то время уже крупному авторитету, обратился двадцатипятилетний Роберт Джонсон с просьбой записать его для какого-нибудь лейбла. Спир прослушал молодого блюзмена, тотчас понял масштаб его таланта и связался с агентом компании ARC Эрни Оэртлом (Ernie Oertle), благодаря чему в ноябре того же года Роберт отправился в Сан-Антонио (San Antonio), штат Техас, где в отеле Gunter была проведена первая сессия великого блюзового новатора. Так что Спиру мы обязаны еще и Робертом Джонсоном!.. Много еще кого открыл этот неутомимый деятель, коль скоро ему принадлежит запись более двухсот сторон изданных пластинок! А неизданных и вовсе не счесть... Да что там! Без него, скорее всего, их бы вообще не услышали, поэтому справедливо, что в 2005 году Хенри Спир был увековечен в Зале славы блюза (Blues Hall of Fame), а в штате Миссисипи его считают «крестным отцом Дельта-блюза». 
…Вернемся к Чарли Пэттону. В очереди на запись к Спиру он не стоял. Он вообще не занимался собственным продвижением, и у нас нет сведений, будто Пэттон стремился где-нибудь записаться. К 1926 году он являлся знаменитым на всю Дельту блюзменом, был востребован, не испытывал нужды в деньгах и выступал только по заказу, который его устраивал. Пэттон сумел достичь определенной независимости и творческой свободы, из Миссисипи уезжать не собирался, так что не Чарли навязывался к какому-то «брокеру талантов», а Спир искал его и в конце концов нашел. 
Хенри Спир ... знал о существовании Пэттона, но разыскать его смог только с помощью его старого приятеля Эментера Четмона (Бо Картера). Спир помчался в Дельту, нашел Чарли, привез его в Джексон, объяснил условия договора (по сорок долларов за каждую сторону матрицы), затем отправил его на поезде в Чикаго, откуда Пэттон уже сам добрался до Ричмонда, штат Индиана, где находилась студия Gennett и где была произведена первая в его жизни запись. Уточним, что в 1929 году руководство New York Recording Laboratories решило перевести студию Paramount из Чикаго в Грэфтон, штат Висконсин. Пока устанавливали оборудование и приводили помещение в надлежащий вид, в течение пяти месяцев матрицы (мастера) для Paramount записывались на студии Gennett в Ричмонде....
...К записи пластинок Пэттон был готов уже давно: его репертуар сформирован и обкатан в течение полутора десятилетий, и необходимости записывать несколько дублей, которые в то время дорого обходились заказчику, не было. Тем не менее можно предположить, что некоторые сложности при записи у него возникли. Дело в том, что Чарли впервые в жизни был вынужден петь не для аудитории, а в микрофон! Для музыканта, до этого в течение двадцати лет выступавшего исключительно перед публикой, заряжавшего эту публику и, в свою очередь, получавшего от неё отдачу в виде восторга и восхищения, это было испытанием. В Ричмонде Чарли Пэттон должен был петь блюзы точно так же, как пел их всегда, и даже лучше (раз уж идет речь об истории!), но как это сделать, видя перед собой не трепещущие тела и выразительные лица, прежде всего женские, а бесчувственный микрофон, мигающую время от времени лампочку да еще какого-то типа (звукооператора), подающего команды руками… Это было непросто.
Можно также предположить, что другой сложностью стало непременное требование звукооператоров сокращать каждую песню до трех минут: по сугубо техническим причинам, поскольку больший объем попросту не помещался на одну сторону пластинки. Между тем блюзы, исполняемые Пэттоном и другими блюзменами в джук-джойнтах или на частных вечеринках, обычно продолжались десять, пятнадцать и более минут, причем никто никогда не пытался остановить музыканта… Музыкальная выносливость старых блюзменов была фантастической: они могли играть и петь ночи напролет. Однако при записи на пластинку петь более трех минут категорически воспрещалось. Звукооператор в этом случае истерично махал руками, после чего отключал машину. Для Пэттона было настоящим испытанием заставить себя замолчать, и при прослушивании его песен можно обратить внимание на то, что все они не имеют окончания, словно обрываются. Пэттон и впрямь не знал, как по команде закончить ту или иную вещь… Еще одной неудобной «мелочью» для музыканта оказалось то, что студия в Ричмонде находилась вблизи от железной дороги, и иной раз приходилось останавливать Пэттона, дожидаясь, пока пройдет очередной состав, а это, надо полагать, тоже нервировало блюзмена…
...Согласно правилам, каждую из песен записали дважды, чтобы в распоряжении издателей оказалось по две матрицы. Источники сообщают, что первая звукозаписывающая сессия Чарли Пэттона состоялась в пятницу 14 июня 1929 года, а самой первой песней, которую предпочел записать Чарли, оказалась блюзовая баллада «Mississippi Boweavil Blues» (Paramount, 12805)...
https://www.youtube.com/watch?v=WW-Sh4U8jOs
...Еще одна блюзовая баллада, записанная в первую сессию, – «Tom Rushen Blues»... блюз посвящен заместителю шерифа Боливар-каунти (Bolivar county) – Тому Рашингу, который до конца дней этим гордился и хранил, словно реликвию, пластинку, подаренную ему Пэттоном...
Кроме двух блюзовых баллад, в свою первую сессию Чарли Пэттон записал шесть «чистых», или классических, блюзов – «Screamin’ And Hollerin’ The Blues», «Down The Dirt Road Blues», «Pony Blues», «Banty Rooster Blues», «It Won’t Be Long», «Pea Vine Blues»; два рэгтайма – «A Spoonful Blues» и «Shake It And Break It (But Don’t Let It Fall Mama)»; а также четыре церковные песни – «Prayer Of Death» в двух частях, «Lord I’m Discouraged» и «I’m Going Home».
Сам по себе этот репертуар говорит о творческом диапазоне Пэттона, о его художественном потенциале и даже о самой его жизни, и, когда слушаешь эти песни, становится ясно, почему Чарли был желанным гостем и на частных вечеринках, и на танцах в джук-джойнте, и на религиозных праздниках в церкви. Здесь же ответ и на другой вопрос: почему Пэттон в равной степени пользовался спросом как у черных, так и у белых? Да потому что и у нас, живи мы в то время в Дельте, он пользовался бы почетом, и мы бы искали встречи с ним! Чарли Пэттон своим отчаянно хриплым голосом и немыслимым драйвом приносил с собой праздник, – и одно это уже было ответом на многие непростые вопросы, уже это было решением, казалось, неразрешимых проблем… Конечно, в естественной – а не студийной – среде песни Пэттона звучали по-иному. Они были намного длиннее и живее, темы «раскручивались» подолгу, танцующая публика вникала в них не торопясь и расставалась с ними неохотно... Чарли устраивал из своих выступлений настоящие шоу: приседал, пританцовывал, вставал на стул, заносил гитару за голову, зажимал её между коленами, играл зубами, ложился на пол и продолжал выщелкивать из струн заданный ритм, а уж что и как он говорил, предваряя очередную свою песню, даже и представить трудно. Он неистовствовал вместе с танцующими, доводя их до изнеможения, до экстаза, и, подобно тому как громогласный реверенд достигал во время службы полного торжества духа над плотью, низводя последнюю до ничтожества, Пэттон во время ночных концертов добивался обратного – полного торжества плоти над духом. Вот отчего священники и их благочестивые прихожане видели в блюзмене едва ли не самого дьявола… 
Во время одного из ночных выступлений на частной вечеринке в Монд Баю, в начале 1929 года, на Пэттона напал один неуравновешенный ревнивец: ему почудились в невинных словах из его песни – «У меня есть маленькая старушка, с двумя золотыми зубками…» – намеки на собственную жену, которую Пэттон якобы пытался у него увести. Он дождался, пока блюзмен закончил выступление, подкараулил его и… полоснул бритвой по горлу! И нашего бедного Чарли, величайшего из блюзменов Дельты, с почти отрезанной головой повезли спасать в соседний Кливленд, и когда его привезли в госпиталь, то из ботинок выливали кровь, которая туда натекла… Пэттона вылечили, выходили, но отныне его шею ... украшал огромный шрам, поэтому Чарли был вынужден либо носить повязку, либо поднимать воротник. Но самым важным оказалось то, что рана не повлияла на его необыкновенный голос, и к началу своей первой сессии Пэттон был в привычной форме…
Вот какие драмы разыгрывались вокруг блюзов и блюзменов! Конечно, трехминутные студийные записи дают обо всех этих страстях самое малое впечатление, да и вообще дают ли? В любом случае нам ничего другого от Чарли Пэттона, равно как и от других великих блюзменов (и джазменов!) прошлого, не осталось, поэтому при прослушивании их записей приходится включать воображение…
... В то время [1930г] Чарли Пэттон зарабатывал редкими выступлениями на вечеринках, все чаще играя для белых, у которых водились деньги. В 1932 году он попытался перебраться в Мемфис, надеясь заработать уроками игры на гитаре для детей состоятельных белых, но из этой затеи ничего не вышло, и Пэттон вернулся в Дельту. В 1933 году он вновь женился. На этот раз на Берте Ли Пэйт, которая не только пела блюзы, но и играла на гитаре, что вызывало уважение у Чарли: он увидел в ней не просто жену, но еще и партнера... Уставший от скитаний, уже немолодой, Пэттон надеялся обрести покой, к тому же у него обнаружились проблемы с сердцем. Чарли и Берта поселились в деревне Холли Ридж (Holly Ridge, MS), находящейся среди хлопковых полей между Индианолой и Леландом (Leland).
…К началу 1934 года страна постепенно выходила из кризиса. Уставшая и изменившаяся, Америка ждала новых звуков и ритмов, и на горизонте уже маячила эра свинга с Бенни Гудменом (Benny Goodman, 1909-1986). Оживились фирмы грамзаписи, стали активными их агенты, и некоторым из них показалось, что эпоха кантри-блюза еще не закончилась и на нём даже можно заработать… В конце 1933 года один из менеджеров American Record Company (ARC) по имени Кэлэвей (W.R.Calaway), вспомнив о былой популярности Чарли Пэттона, написал письмо Хенри Спиру, чтобы тот прояснил ситуацию с блюзменом, разыскал его, сделал тестовые записи и отослал ему в Нью-Йорк. Спир быстро отреагировал на запрос, нашел Пэттона и Берту Ли, а заодно Вилли Брауна и Сан Хауса, записал их на своем оборудовании и отправил демонстрационные записи Кэлэвею. В начале 1934 года менеджер ARC прибыл в Джексон, чтобы забрать Чарли Пэттона и Берту Ли на звукозаписывающие сессии в Нью-Йорк…
Однако найти Чарли оказалось делом непростым. Спир, видимо не договорился с Кэлэвеем о гонорарах и отказался раскрыть местонахождение блюзмена, так что тот был вынужден разыскивать Пэттона самостоятельно. В конце концов он отыскал его в самом центре Дельты, в городе Белзони (Belzoni), в местной тюрьме, куда поющую чету поместили как свидетелей убийства, до последующего разбирательства. Представитель ARC, поручившись за порядочность и законопослушность Чарли Пэттона и его жены, убедил местного шерифа отпустить на свободу артистов.
Увез ли Кэлэвей лично своих подопечных на сессию в Нью-Йорк, или они добирались туда самостоятельно, не известно, так как, по сообщению сестры Пэттона, Виолы Кеннон, 27 января, то есть за три дня до начала сессий, у её брата случился сердечный приступ. Не исключено, что унизительная история с заключением в тюрьму не прошла для него бесследно…
К этому нужно добавить и то, что в конце 1933 года или в январе 1934-го блюзмена выгнали с плантации Докери, куда он иногда наведывался, сначала к жившим там родителям, а затем – чтобы просто поиграть для бывших односельчан. По воспоминаниям племянника Чарли, тамошний надсмотрщик, некий Херман Джетт (Herman G.Jett), служивший много лет у Вилла Докери, встретив Пэттона, предупредил, чтобы тот больше не показывался. Джетт запретил Пэттону бывать в Докери якобы за то, что тот увел нескольких жен от своих мужей и тем внёс сумятицу в размеренную жизнь благополучной плантации. Чарли тотчас сочинил 34 Blues, который записал для Vocalion, и, поскольку пластинка вышла в марте 1934 года, успел передать её обидчику, имя которого не стерлось только потому, что оно так или иначе связано c великим блюзменом. 
Чарли Пэттону, уже немолодому, вкусившему и горя, и славы, и достатка, было от чего схватиться за сердце… Доктор, к которому обратились за помощью, настоятельно рекомендовал отказаться от поездки в далекий и холодный Нью-Йорк и убеждал Пэттона на какое-то время вообще прекратить петь. Но Чарли был неостановим. Вместе с Бертой он отправился на свою последнюю сессию…
Так, «между делом» проходит Берта Ли в разных очерках и статьях о Чарли Пэттоне как последняя жена великого блюзмена, основателя Дельта-блюза… И только! Но послушайте ... песни Берты, и вы убедитесь, что на самом деле она потрясающая блюзовая певица, с безупречным слухом и вкусом, с мощным, пронзительным голосом, с сильным вибрато и широким диапазоном…
Уверен, и жить и петь с Бертой Ли для Чарли Пэттона было одним удовольствием.
Вскоре после возвращения из Нью-Йорка Чарли и его молодые партнеры Вилли Браун и Сан Хаус ездили в Джексон записывать религиозные песни. Кто их записывал – не известно, а сам материал не сохранился. В конце апреля Чарли дал свой последний концерт: с сильнейшим бронхитом, он не отказался выступить перед белой публикой и, когда вернулся домой в Холли Ридж, был едва живой. Он не мог даже разговаривать: не хватало воздуха. Чувствовалось, что блюзмен умирает. Вызвали доктора, который рекомендовал тотчас отвезти больного в больницу. Увы, машина, на которой собрались везти Чарли, застряла на разбухшей после весенних дождей дороге…
Кажется, совсем недавно, в студии Vocalion, Чарли и Берта пели печальный спиричуэлс «Oh Death» (О смерть!). И вот ранним утром 28 апреля 1934 года смерть пришла к Чарли Пэттону, и величайшего из блюзменов Дельты не стало. На следующий день его похоронили на местном кладбище… Бесси Тёрнер утверждает, что вскоре к месту захоронения её дяди прибыл представитель Vocalion (возможно, тот самый Кэлэвей) и установил надгробный камень, который спустя какое-то время исчез. А вскоре исчезла и память о блюзмене и забылось точное место его захоронения, так что восстанавливать всё по крохам пришлось уже спустя три десятилетия, попутно очищая эту память от разного рода небылиц… 
 
…Чарли Пэттон покоится чуть западнее Холли Ридж, на старом кладбище для черных, расположенном посреди хлопковых полей неподалеку от коттон-джина и железнодорожной ветки. В жаркие дни уборки хлопка этот джин не замолкает, так что в радиусе ста шагов едва слышна речь, а всю округу осыпает желто-коричневая пыль, делая окрестный пейзаж неестественным. И шум джина, и пыль, и жаркое солнце – вечные спутники Чарли Пэттона: живого и мертвого…
К джину всё время подвозят все новые тонны хлопчатника, который подхватывается и поглощается шумным агрегатом для последующей переработки и прессовки. Вокруг суетятся несколько чернокожих рабочих в традиционных синих комбинезонах. Занятые работой, они не останавливаются ни на миг и не обращают ни на кого внимания… А хотелось бы им крикнуть, чтобы они остановились, отключили ревущий джин и обратились туда, где в сотне шагов от них покоится великий их соотечественник – Чарли Пэттон, давший миру столько, что, если бы этот мир образумился и вернул ему только одну миллионную часть того, что от него получил (и продолжает получать!), – здесь бы высился высоченный мраморный мемориал с вечным огнем, а на грандиозной белой стеле были бы высечены строки каждого из его бессмертных блюзов и все утопало бы в цветах, а толпы его последователей и просто любителей музыки прибывали бы сюда вместе с детьми из разных концов земли, чтобы поклониться праху великого блюзмена Дельты, как это происходит сегодня в недалеком отсюда Грейсленде (Graceland), у могилы Элвиса Пресли!..
К счастью, ничего этого нет на старом сельском кладбище в Холли Ридж. Только одинокое дерево стоит посреди рассыпанных могил, почти не отбрасывая тени… И нужно ли для памяти что-нибудь большее?! Ведь и это дерево, и коттон-джин с работягами, и железная дорога, и хлопковые поля вокруг, и изнуряющее солнце, и мы, прибывшие невесть откуда, – живой памятник настоящему блюзмену, ибо что может быть лучшим памятником ему, чем сама жизнь вокруг! И что может быть от нашего Чарли дальше, чем казенный бесчувственный мемориал с шумными толпами любопытных туристов!
В 1991 году на кладбище в Холли Ридж был установлен надмогильный памятник Пэттону. На скромной серой плите, под небольшим фотопортретом блюзмена, начертано:
Charley Patton 
April 1891 – April 28, 1934 
"The Voice of the Delta” 
The foremost performer 
of early Mississippi blues 
whose songs became 
cornerstones of American music. 
Спустя почти шестьдесят лет после смерти музыканта, в эпитафии на его могиле отметили, что песни Чарли Пэттона являются «краеугольным камнем американской музыки» (cornerstones of American music)… И не только американской, добавим мы. И все же главная, самая точная и определяющая оценка творчества Пэттона, отраженная на этом скромном памятнике, это «The Voice of the Delta» (Голос Дельты!). Чарли Пэттон, действительно, является живым голосом Дельты, до нас дошедшим и нами услышанным, и за это мы благодарны тем исследователям, музыкантам, коллекционерам и просто любителям блюзов, которые с конца пятидесятых проделали сложный путь поиска, воскресив из небытия одного из самых великих и влиятельных музыкантов ушедшего века.


Из книги В.Ф.Писигина "Пришествие блюза"


1 комментарий

xoxol1965
19.12.2016 в 10:26 | материал
Продолжение будет?...

Оставить комментарий

Подписка:1
Код *: