— Расскажи о работе в Karfagen / Sunchild. Ты — единственный композитор в проектах? У других членов группы есть роль в написании музыки?
— Наверное, все слушатели нашей музыки более или менее знают, что Karfagen и Sunchild — проекты одного человека — Антона Калугина, поэтому главный композитор тоже он.
— То есть, ты единственный композитор?
— Большей частью да. Отдельные треки написаны гитаристами, теми ребятами, что принимают участие в работе группы, так как в тот момент времени они были рядом и вдохновлялись чем-либо; их вдохновение было включено в альбом. Я очень благодарен им всем, ведь когда человек играет, к примеру, соло на гитаре, как это делал Макс Величко, он привносит в него часть себя. Тогда это, в каком-то смысле, его произведение. Хотя основной композитор всё-таки я.
— Кто делал новый альбом Sunchild? Что это за люди?
— Костя Шепеленко на барабанах, он же — барабанщик и Karfagen, и Сергея Бабкина, например; Макс Величко, группа Inside the Sound и Modern Rock Ensemble; Олег Прохоров, неизменный мой басист уже долгие годы; Виктория Осьмачко, которая принимала участие в записи первого альбома — Gnomon; её сын Никита прекрасно исполнил вокальные партии в стиле инди; в записи одного трека, Father, приняла участие скрипачка Мария Барановская.
— Хочется узнать больше об альбоме Messages from Afar. Как вторая частьсвязана с первой, какова концепция нового альбома?
— Концепция… Я бы сказал об этом много сложных слов, но на самом деле всё просто. Messages from Afar — это послания издалека, послания доброй и светлой музыки, позитива. Наступил тот момент, когда я почувствовал, что звуку и музыке современного прогрессива не хватает доброты и… винтажности, что ли. С современной попсой точно так же — музыка в обоих жанрах либо чрезмерно сексуальна, либо слишком агрессивна (что, впрочем, одно и то же). Захотелось сделать добрый альбом, и мой способ достучаться до людей — это “Послания издалека”.
— У тебя есть представление, как это “Издалека” выглядит? Какая-нибудь планета Кобайя или что-то вроде того?
— Конечно. Я думал, что на обложке будет Земля и другая планета, а на ней маленькие человечки строят антенну, направляют её и отправляют свой сигнал. Собственно, это Игорь Сокольский (художник, оформлявший альбом) и отобразил, правда вместо человечков на обложке птицы.
— Как ты ощущаешь подобие и различия в Karfagen и Sunchild? С проектами более-менее понятно, а как обстоит дело с новыми альбомами?
— Karfagen — это более инструментальный, джазовый, импровизационный проект, более свободный; Sunchild — вокальный, мелодичный, в каком-то смысле более доступный. С двумя новыми альбомами точно так же. Я бы даже не делал этих разграничений, но так людям понятнее, что выбрать и слушать, чтобы пришлось по душе.
— Какой проект будет в центре внимания ближайшее время?
— В конце года я планирую выпустить новый Karfagen, десятый. Но приоритетов для меня нет, это ведь постоянный драйв, праздник, который всегда с тобой, как у Хемингуэя. Пока у тебя есть бокал пива, можно писать.
— Ты будешь исполнять материал с новых альбомов вживую?
— Обязательно. Думаем о туре, хотя в мире прогрессивной музыки серьёзная конкуренция и не слишком большая востребованность, поэтому заработать этой музыкой очень трудно. Обязательно поедем на определённые фестивали, но организовать тур отсюда дорого и достаточно сложно. Прогрессив в Украине и в мире — это нерентабельно. Знакомый пианист вернулся недавно домой со словами “Антон, о чём ты? В Америке даже Pink Floyd никто не знает, разве что одну песню”.
— А какие-то Deluxe Edition нового диптиха планируете? Или, например, выпустить, наконец, LP?
— Пластинку? Знаешь, постоянно думаю об этом. Иногда много о чем-то думаешь, а оно всё не получается и не получается. Тогда перестаешь об этом помнить. Но оно остаётся в подсознании. Вот и я подсознательно всё время планирую такую запись. Но чем старше я становлюсь, тем реалистичнее. Потому я вчера так порадовался, когда вы пели песни, сидели у костра, было душевно, для вас открыт весь мир. Я помню себя в 15—16 лет. Мы тоже сидели у костра, я был красивее и худее, записал свою первую кассету, играл на гитаре, каждое лето было бесконечным. А потом с каждым годом мир постепенно меняется. Когда тебе 37, а не 17, ты уже привык к какому-то стандарту и ощущаешь мир не так остро. Делаешься спокойнее, взвешеннее. Так легче жить. Может у тебя не миллионы поклонников, но они есть. И ты счастлив, ты делаешь свою любимую работу. Тебя не терзает в разные стороны, не бьет, как шлюпку, по берегам; плывешь как крейсер, размеренно. В юном возрасте я стремился успеть везде, со всеми встретиться, всё обсудить, потусить, пожечь костры. А потом этого оказывается всё меньше и меньше. Приходит время, когда просто так уже не интересно говорить или пить. Остается определённое дело, то, для чего ты пришёл. Вот я, допустим, музыкант. И этот стержень меня ведет, я плыву как корабль, всё реже торможу, ведь не так много времени у меня есть на моё любимое дело. Так же и с мечтами и с ожиданиями от моих альбомов — бывших и будущих. Я понимаю, что будет определённого рода эйфория, но она не должна повлиять на моё направление.
— Можешь оценить размер своей аудитории в Украине и за рубежом?
— Я могу видеть только людей, напрямую покупающих диски, а это необъективные данные. Знаю, что у нас очень много публики в Англии, ещё на концерте в 2011 году было так, много людей знало моё творчество. Но я не берусь оценить размер своей аудитории, это слишком сложно. Она не достаточна, как и у других групп. Большинство деятелей прогрессива зарабатывают чем-то другим. Грустно, но это так.
— Но ты ведь занимаешься только этим и не делаешь ничего больше. Выпускать один-два альбома в год, наверное, очень изнурительно творчески и финансово.
— Я не могу без этого, я же должен заслужить себе вечерний бокал пива )).

— Ты можешь объяснить, что такое прогрессивный рок?
— Изначально всё это мы называли арт-роком, а прогрессив или нео-прог — это изобретения современности. Я склоняюсь к тому, что есть арт-рок: искусство и рок. А прогрессив-рок — это производная от арт-рока. Люди захотели классификации, как и всегда. Так и в арт-роке: прогрессив, симфоник, нео-прог, кроссовер-прог. Я теряюсь в этих жанрах. Честно.
— Где этот арт-рок на карте современной музыки? Где его место?
— В сердце фанатов. В этом и ответ. Реальность такова, что большая часть моей публики — очень взрослые люди. Они умирают. Моя аудитория умирает. Если есть молодые люди, которые любят мою музыку, она будет жить. Следующий вопрос: почему такую музыку любят взрослые? Потому что они могут себе позволить её слушать. У них есть деньги, есть время, достаток. Опять же, почему у нас прог непопулярен? Чтобы слушать такую музыку, нужно время, спокойствие, чтобы позволить себе увидеть, расслушать, трижды послушать или больше. У нас нужно быстро — заглотнул и побежал дальше.
— Вероятно, ты часто отвечал на вопрос о том, какие классические команды определили звучание твоей музыки. А что ты слушаешь из современного прога? Что нравится?
— Опять же, раньше я слушал всё, слушал взахлёб, хотелось впитывать, изучать, вслушиваться. А с возрастом я стал требовательнее, захотелось больше ощущения дома, а его дарит та музыка, которую ты любишь, с которой тебе комфортно. И понимаешь, что современный прог дискомфортный. Ты уговариваешь себя, мол, это круто, пассажи интересные… это самообман. Я слушаю очень мало новинок, лет десять назад я слушал больше. Не то, чтобы очень много, но слушал и Flower King’s, и Spock’s Beard, на которых многие ориентировались, в какой-то степени и я. Сейчас очень мало слушаю современного прога, там много самодеятельности; я не люблю самодеятельность в проге. Последнее, что понравилось, это, наверное,Isproject, альбом The Archinauts прошлого года.
— Расскажи, как ты работаешь. Антон Калугин пишет альбом: это просто творческий поток, или ты тщательно осмысливаешь каждую ноту? Вот, к примеру, Роберт Фрипп пропускает через свою философию каждый звук, а кто-то другой пишет двадцатиминутную импровизацию. Как творишь ты?
— Не так и не так. Мне нравится, когда люди сами додумывают и придумывают, что я хотел сказать или как построен альбом. Мне приятно это наблюдать, хотя я на самом деле ничего не делаю, всё происходит естественно. Это удел критиков — наблюдать и выискивать. Многие спрашивают, “как ты сочиняешь такие большие полотна?”, говорят об их композиции. Вот не знаю. Я сажусь, делаю, поток открывается. Я думаю, что я проводник, посредник между кем-то свыше и тем, кто слушает. Я не отдаю себе отчет, как я это делаю. У меня достаточно много альбомов и довольно часто я не помню, что, где и как я играл. Если бы я всё помнил, наверное, сошел бы с ума. Когда готовлюсь к концерту, бывает, приходится подбирать свои песни. Иногда подолгу. Сидишь, подбираешь, потом думаешь: “Ай да Пушкин, ай да сукин сын, как это ты так”. Это пугает, ведь ты не можешь дать объяснение процессу творчества. Садишься на минутку, а проходит три часа. Наверное, это волшебство.
— А как идёт дело с текстом? Последние альбомы Sunchild пестрят идеями, связанными с постпостмодерными литературными веяниями, “new sincerity” и другими. Ты следишь за этими веяниями, знаешь их, или творишь стихийно?
— Когда ты находишься в обществе, то так или иначе улавливаешь эти идеи, воспринимаешь их, даже не понимая этого. А когда начинаешь писать, то транслируешь их дальше. Я, правда, считаю, что всё это уже давно изобрели и до всего давно додумались. Текст… Я люблю тексты-зарисовки, тексты-проблески, идеи, выстроенные тайным даже от меня образом, дополняющие музыку и делающие её богаче.
— Насколько текст, по-твоему, вообще важен для музыки, которую ты пишешь?
— Раньше мне казалось, что важен. Однако для меня важнее всё-таки музыка. Текст был центральным в русском роке, где был минимум музыки, а основное внимание уделялось словам. А для меня музыка главенствует. Раньше было иначе, а теперь я возвращаюсь, слушаю и иногда думаю, “блин, что за бред я писал”. Расту, получается, представляешь?
— Когда последний раз ты слушал свой альбом? Ты часто их слушаешь?
— Опять же, раньше я слушал чаще. Больше пил. Тогда и слушал. А сейчас меньше пью, потому и слушаю реже (Антон улыбается). Недавно слушал одну песню, две. Больше слушаю новые альбомы, те, что в работе. Мне нравится мечтать, играть на синтезаторе, даже не включённом, представлять, как это будет, пробовать. Последний альбом пару раз слушал, приглашал в гости ребят, мы слушали вместе. Так сказать, заходил в гавань, отдыхал.
— Что лучше для прогрессивного рока — остаться буржуазным жанром или пытаться выйти на широкую аудиторию?
— Очень интересный вопрос. Мы недавно его тоже обсуждали. Представляешь, едим где-то в фастфуде, и играет прогрессивный рок. Особенно современный. Это же с ума можно сойти! Тут и под попсу с ума можно сойти, но у неё есть определённые границы жанра, как ни крутись, влево-вправо особенно не ускачешь, всё близко одно к одному. А прог — это ведь постоянные колебания из стороны в сторону, динамика. Так что массового слушателя прог никогда не найдёт и не должен найти. Очень важно ещё, что прог убивает сам себя из-за наличия домашних студий, дешевой техники. Очень много появляется неинтересного прога, он загрязняет течение. Его становится так много, что найти интересное всё тяжелее. Под прогрессив невозможно спокойно поесть, потому я и считаю, что массовым он в принципе не может быть, только отдельные проявления, отдельные группы. Сильные. Это первое. Второе — прогрессивный рок давит и убивает сам себя. И третье — слушателям прога нравится чувствовать себя уникальными, причастными, нести ответственность слушателя такой музыки. Да и попса должна существовать, если уж она помогает пищеварению.

— Ну и напоследок — как тебе наша археологическая жизнь? Понравилось у нас?
— Очень понравилось. Ты знаешь, нравится всё — как вы ходите босиком, сидите у костра, что-то роете в раскопах. Как с неподдельной радостью рассказываете о находках — каких-то четырёхтысячелетней давности фрагментах предметов. Нравится как раз ваша радость и искренность. Осталось очень мало мест, где молодёжь может так собраться, говорить, быть собой, помогать друг другу. Есть единение, я видел его и в глазах вашего руководителя вчера; как он рад тому, что собрал вас. Чувство семьи — это мне нравится. Я не знаю, как должно быть, я знаю, что вы живете этим, вы готовы к лишениям, это круто. Может быть, я тоже покопал бы немножко…