В детском саду ребёнки играли в снежки. Первый снег – радость и ею, эти воробышки в разноцветных шубках хотят поделиться друг с другом. Можно кататься с горки на попе, можно лепить ещё одну голову снеговой бабе, но в игре снежками присутствует некий динамизм и всё что интенсивно движется – привлекает внимание, а возможность подвигаться самому, после почти ненавистного дневного сна – настоящее счастье.
Снежок пролетел в одну сторону. Второй, в другую. Один шлёпнулся в стену. Ответный, потонул в сугробе.
- Не попадёс, не попадёс, - закричал улыбаясь во все свои шестнадцать с пробелами зубов, карапуз с весёлыми острыми и сияющими глазками, - не попадёс, потому что мазила! Ма-зи-ла! Бе-бе-бе-бе-бе!
Ребёнок покрутил у виска развёрнутой ладошкой , сам не понимая своего намёка на оленьи рога, и высунул язык.
- Это я-то не попаду?! Это я не попаду?!!! - маленький крепыш зачерпнул ручкой снегу столько, сколько она могла вместить, пошире растопырив пальцы, подбежал почти вплотную, - вот получай!
Белый комок попал первому прямо в лицо, впитался в кожу, и брызнул соплями из носа, и той жидкостью из глаз, которую обычно люди называют слёзами. - Зачем ты так? – подбежал третий, - Сирёжа – мой друг и я тибе сичас за это… вот!
Человечек на ходу слепил снежку и на бегу швырнул в крепыша, но промахнулся, и от осознания, что при поспешности плохо наводится прицел, остановился и двумя руками зачерпнул холодную массу. Та, плавясь, очень быстро вызрела до вполне приличного размера. Большой сферой, по его впечатлению, промахнуться было гораздо сложнее.
Через минуту, вся детсадовская группа из 26 человек разделилась на два лагеря. У каждого есть друг… Бабка за дедку, дедка за репку и …. Вот все ребята стоят друг против друга….
Воспитательница в это время ходит недалеко по территории детского сада со своей подругой, тоже, воспитательницей, но совершенно другой группы, которая в данный момент, всем составом наказана, за то, что во время обеда кидалась вермишелью и котлетами в «получавшего от этого удовольствие» Толика. И поэтому, плача и извиняясь, всем составом, расставленная по углам вместе с Толиком, просит прощения у нянечки, которая эту вермишель готовила. Эта самые тёти-воспитательницы рассказывают друг другу все тонкости вязания крючком, успевая вплетать в повествование антропометрические данные своих женихов и, как бы нехотя, цитируют строки любовных посланий. Подобное занятие настолько увлекательно, что в этот момент можно не обращать внимания на то, что происходит на детской площадке.
А с детьми в данный момент, в общем-то, ничего и не происходит. Они и сами не верят в серьёзность ситуации. Друг у каждого есть, но почему необходимо кидать в противоположную сторону, ещё никто не понял, ведь там , тоже, стоит кто-нибудь из друзей. Снежки, почти всегда, летят по высокой дуге. Ребёнки уворачиваются, хохочут. Весело. Одна компания у шиферного павильона, вторая «окапывается» за резиновой оградой из автомобильных шин.
Скоро Новый Год с подарками. Ребята очень долго ждали, почти половину своей сознательной шестилетней жизни, когда можно будет побаловаться в снегу.
Со временем один из ребят начинает понимать, что в него почему-то попадают гораздо чаще чем в остальных и не всегда это смешно, а часто и неприятно. Да и обидно как-то. И что самое странное, по ту сторону, ведь, тоже , друзья:
- Я же ваш, - кричит он от обиды и перебегает на ту сторону, что бы в него меньше попадали снежками. Но теперь ему необходимо бросать в другую сторону и он, немного конфузясь, ждёт первого попадания в себя.
Ещё один ребёнок замечает, что в другом стане ребят как бы больше, а большинство – это правда и объективная реальность, определяемая количеством голосов, большинство – это честь и достоинство называться правильным, когда «все как один» - как он слышал в кино, когда «единой могучей рукой», когда «единый и могучий», а меньшинство – это подлецы и негодяи, которых не любит папа-военный. И если он хочет быть правильным и правым, он должен быть там, и он бежит туда к большинству и кидает снежки в этих «подлецов и негодяев», так «вероломно» заманивших его правильного и правого в свои сети, но он «разгадал их коварный замысел» и сейчас им будет мстить «со всей жестокостью по законам военного времени». И «снаряды» у него летят, будьте уверены, с удвоенной силой, по прямой, и вполне метко ложатся в «цели». И не в кого-то там ни было вообще, а очень конкретно в того, «кого надо».
Постепенно ряды «бойцов» у одной компании редеют, а у второй симметрично возрастают.
Число приятелей по Аристотелю – четыре и больше, и теперь швырять снежки становится всё приятнее. Мишень всегда на виду, ответа практически никакого или случайно мимо пролетит «вражеский снаряд», который только увеличит азарт и удовольствие.
Число товарищества – три. И оставшихся, то есть, не перешедших на сторону большинства - как по Аристотелю. А каково же число дружбы?
Почему эти ребята не потянулись со всеми остальными? Сложно сказать. Может быть, условия сложились подобным образом, что не было возможности? Может быть внутреннее достоинство, которое не позволяет писать мимо горшка? Сложно сказать. Но только этим троим, не позавидуешь. Холодные твёрдые сферы летят отовсюду. Они забивают орущий рот, они сбивают или нахлобучивают шапку, они, хоть и не сильно, предательски, хлопают по спине. Кто-то подбегал сзади и запихивал снег за шиворот. И из этого кошмара не видно выхода. Крики: « Я не играю!» несколько минут тонули во всеобщем одобрительном гуле: «Таких! Молодец! Ещё! Держите патроны! Не уйдут гады! Давайте их пулемётной очередью!»
Да и возможен ли выход в этой игре? Ведь если один упадёт носом в снег и закроет голову руками, останутся двое, которым на треть станет доставаться больше. И тогда им станет вообще плохо.
Наконец-то тёти воспитательницы поговорили обо всех изнаночных и лицевых петлях, о своих всех женихах и потенциальных кавалерах, о собачках-кошечках и манипусеньких пупсиках-деточках-ангелочках и идут звать детишечек, заниматься рисованием того, что они увидели на прогулочке. И что же они видят? Девочки катаются на попах с горки, мальчики лепят ещё одну голову снеговой бабе и только трое раскрасневшихся забияк, проклиная всех и вся… играют в снежки. Можно было бы поставить всех троих в угол, но там уже стоят ребята из параллельной группы, и всё ограничивается нравоучительными замечаниями о том, что таких плохих слов при девочках говорить нельзя. Да и стоит ли акцентировать внимание детей на том, что они и так благополучно забудут, попав во «взрослую» и «сознательную» жизнь?
Объединение и разделение, группирование и отделение – всё это свойства человеческой психики. Эти процессы мы наблюдаем в общении, политике, истории, литературе, искусстве. Все они – часть целого. Все они обусловлены, оправданны, закономерны и одинаково … глупы.
А что же запомню я? Я запомню имена этих троих, их фигуры в простых зимних одеждах, со множеством белых пятен, раскрасневшиеся лицами и ужасающе серьёзными, как у хищных птиц, глазами. Я их выделю среди многих-многих-многих. И хоть они очень скоро пойдут в совершенно разные школы, ещё долго буду неосознанно искать их взглядом в любом коллективе. А случайная встреча с ними, как представлял я, тогда, будет радостной и значимой.
Один из них стал новым русским и ходил в малиновом пиджаке. Хотя, может быть, всего лишь по моде. Кто-то из ребят его двора плохо о нём отозвался и я расстроился. После школы он, по всей видимости, жил насыщенной событиями жизнью. Жена, ребёнок, машина. Сначала он был несколько полноват. Потом он стал стройнее и начал походить на киногероя из фильма о байкерах. Внутри он оставался простодушным и перебегал дорогу, что бы поздороваться и расспросить где и что случилось со вторым и третьим. И мне этого хватает, что бы думать о нём хорошо.
О втором я почти ничего не знаю. Сначала говорили, что он пошёл в армию и погиб, потом, что он женился и развёлся, потом, что он запил, загулял и утонул.
Третьего видел один раз. Тогда была зима. Много снега. Огромные сугробы и заносы. Нас, тогда уже пятиклассников, повели в дом культуры «на ёлку». Скоро должен был наступить Новый Год. На улице стоял большой экран и детишечкам СССР впервые показали мультик про утёнка Дональда. Восторг и разинутые рты.
Внезапно, на одной из огромных снежных куч, где-то справа от экрана, я заметил знакомую фигуру. Вернее, мне показалось, что вдалеке я заметил знакомое лицо. Я не поверил своим глазам и потому побежал, нет, полетел навстречу.
- Андрей, это ты? - произнёс я с благоговением.
- Я.
- Как ты?
- Нормально, - ответил он, схватил побольше снега, и занеся над головой снаряд, погнался за одним из ребят своей школы.
