Навстречу блюзу

В глубине штата Миссисипи, в самом центре Дельты, есть небольшой город Татвайлер (Tutwiler, MS), известный в блюзовом мире в основном тем, что в нескольких милях от него похоронен Райс Миллер – знаменитый харпер Сонни Бой Вильямсон II (Sonny Boy Williamson II, 1899-1965). В наши дни центр Татвайлера представляет собой две или три улицы с десятком полуразвалившихся строений, из которых жизнь, похоже, навсегда ушла в окрестности, и если встретится здесь редкий прохожий, то им обязательно окажется праздношатающийся темнокожий. Он заметит вас, прежде чем его заметите вы, и уже издалека крикнет что-нибудь невразумительное – скорее всего, это будет просьба дать денег. Вы сделаете вид, будто его не поняли, к чему он окажется готов, после чего беззлобно пойдет своей дорогой, вдоль поросших травой железнодорожных путей, оставляя вас наедине с пустынным городом.

А некогда в этом Татвайлере, расположенном на перекрестке автодорог и окруженном бесконечными хлопковыми плантациями, кипела бурная жизнь. Город развивался, богател, и по железной дороге, ныне заброшенной, один за другим шли товарные и пассажирские поезда. Был здесь и вокзал с привокзальной площадью, где шла бойкая торговля и во всякое время обретался разного рода люд.

В самом начале XX века, точнее – в 1903 году, темнокожий музыкант Вильям Хэнди (William Christopher Handy, 1873-1958) ожидал здесь поезда, который безнадежно опаздывал. Дело шло к ночи, и Хэнди прикорнул на лавочке. Вдруг его разбудили странные звуки:

«Рядом со мной, пока я спал, худой небрежного вида негр забренчал на гитаре. Одежда его была лохмотьями, ступни выглядывали из ботинок. В лице отражалась некая вековая печаль. Во время игры он прижимал нож к струнам гитары в манере, популяризированной гавайскими гитаристами, использовавшими стальные бруски. Незабываемое впечатление. Так же моментально захватила меня и его песня:

Goin’ where the Southern cross’ the Dog…

Сингер повторил строку трижды, аккомпанируя себе самой причудливой гитарной музыкой, которую я когда-либо слышал. Мелодия застряла в моей голове. Когда сингер сделал паузу, я наклонился к нему и поинтересовался значением слов. Он закатил глаза, показывая, что его позабавил мой вопрос. Вероятно, я сам должен это знать, но он не прочь дать некоторые разъяснения. В Мухеде (Moorhead, MS) восточно-западное железнодорожное направление встречается и пересекается с северо-южным четыре раза в день. Этот парень направлялся туда, где Southern пересекается с Dog, и ему было совершенно все равно, известно ли это кому-либо ещё. Он просто пел о Мухеде, пока ждал…»

Вскоре Хэнди уже сидел в поезде, в вагоне, предназначенном для чёрных, и ехал в сторону, где живут только чёрные и где поются лишь чёрные песни для чёрных. Ехал молча, потому что в нём самом всё еще звучала та странная музыка, которую он только что услышал от безвестного музыканта… Со временем Вильям Хэнди стал лидером джаз-бэнда и признанным композитором, написал множество произведений, включая всемирно известные «St.Louis Blues» и «Memphis Blues», после чего именовал себя не иначе как «отец блюза». Хэнди даже удостоился нескольких памятников, в том числе на знаменитой Бил-стрит (Beale street) в Мемфисе!



Так вот наша история не о Хэнди и не о таких, как он. Мы расскажем о том самом блюзе, который играл и пел безымянный нищий на ступеньках вокзала в Татвайлере…

С некоторых пор этот блюз стали именовать country blues или rural blues (деревенским или сельским), хотя правильнее (и справедливее!) называть его просто «блюзом», поскольку он и есть самый оригинальный, первородный, изначальный и настоящий блюз, из которого вышли все остальные. У блюза, о котором расскажем мы, не могло быть «отца», как не было у него «королей» или «королев». У кантри-блюза были лишь «мать» – великая река Миссисипи – и её дети – тысячи и тысячи музыкантов с американского Юга. О некоторых из них сложены легенды и написаны книги, иные оставили после себя лишь слегка обозначенный след, а имена большинства навсегда оказались стертыми из человеческой памяти…

...С кого начать? Кого назвать ключевой фигурой? И есть ли вообще в кантри-блюзе фигуры «неключевые»?

Эта задача всегда была непростой для исследователей и решалась по-разному. Действительно, можно ли здесь определенно назвать кого-то «самым великим» или в точности определить, кто был наиболее талантливым и влиятельным? Очевидно, нет. Поэтому мы, упоминая того или иного блюзмена прошлого, чаще всего употребляем эпитет великий, не считая это злоупотреблением. Они, действительно, великие, потому что подарили миру блюз. Кто-то записал больше сотни блюзов, кто-то не больше двух десятков, Вилли Ли Браун – всего три, а были такие, от кого не осталось ничего: не все решались на то, чтобы довериться, даже за деньги, чужим белым людям, да и сами представители фирм добрались не до каждого таланта из глубин Миссисипи, Луизианы, Алабамы, Техаса или Джорджии… В этой связи любопытно, как Алан Ломакс, на примере Чарли Пэттона и все увеличивающегося интереса к этому блюзмену, размышлял о «великости» того или иного фолк-музыканта:

«Некоторые критики представляют его (Пэттона – В.П.) ключевой фигурой в истории блюза. На мой взгляд, эта точка зрения слишком упрощенная, потому что основана на изучении лишь горстки записанных музыкантов и на доскональном знании даже еще меньшего числа тех, чьи пластинки получили коммерческое распространение. Но ведь были еще сотни, если не тысячи сингеров, развивавших блюз в период его расцвета между 1900 и 1950 годами на плодородных хлопковых землях к югу и западу от Мемфиса. Сердце блюза – это дельта реки Язу, но всюду на пути к низинам реки Тринити (Trinity), под Далласом, были свои маленькие "дельты”. В них расцветало большое количество блюзовых сингеров, чьих имён мы никогда не узнаем. Чисто европейское видение истории в свете теории великого человека и американская мания короновать чемпионов привели к приписыванию развития фолк-традиции какому-то одному сингеру, которому случилось много записываться».

Действительно, многих из блюзменов мы не слышали и уже не услышим, но все же, опираясь на десятки исследований, обладая внушительным музыкальным материалом, имея в запасе обширный каталог кантри-блюза, можно ли сегодня с уверенностью утверждать: «Вот самый великий блюзмен всех времен!»?

К счастью, наш ответ будет отрицательным, потому что кантри-блюз многообразен, а музыканты, его нам подарившие, столь непохожи друг на друга… Стиль и манера Чарли Пэттона не похожи на то, как играл и пел блюзы Томми Джонсон, хотя они были творчески связаны и их часто сравнивают. И оба эти блюзмена играли и пели совсем по-иному, чем Скип Джеймс из Бентонии (Bentonia), находящейся также в Дельте… Лемон Джефферсон родился и вырос вдали от Дельты, в центральной части Техаса, и его стиль был отличен от всех прочих блюзменов, в том числе от Блайнд Вилли Джонсона, жившего, кажется, неподалеку от Лемона, в центральном же Техасе. И там же, рядом, родился и жил еще один великий блюзмен и сонгстер – Тэксас Александер, отличавшийся от обоих упомянутых техасских блюзменов: он вообще не играл на гитаре и только пел под чей-нибудь аккомпанемент. И совсем по-своему пели и играли блюзы выше Дельты, в соседнем Теннеси, и манера исполнения Слипи Джона Эстеса существенно отличается от того, как пели и играли в Дельте, вокруг Кларксдейла… Блайнд Вилли МакТелл жил в восточной Джорджии, вдали от эпицентра блюза, и его блюзы также отличны, непохожи и самобытны… Пинк Андерсон и вовсе из Южной Каролины, а Блайнд Бой Фуллер – из Северной. Мы можем и далее приводить примеры многообразия, расширяя географию блюза вплоть до Гавайских островов, где обитал Джозеф Спенс… А ведь блюзы были широко распространены и среди белых фолк-музыкантов... И их также записывали…



И все-таки, с чего и с кого начать?

Если мы перенесемся в начало XX века и вообразим карту распространения кантри-блюза, отмечая на ней места проживания и маршруты движения блюзменов прошлого, да еще отразим всё это в цвете, то заметим, как густота распространения блюза стягивается в треугольник, одна из вершин которого расположена чуть выше Мемфиса, в районе Рипли (Ripley), другая – в граничащем со штатом Алабама Меридиане (Meridian), третья – в окрестностях Виксбурга (Vicksburg). Если мы этот воображаемый треугольник разделим пополам, а именно так делит его с севера на юг Highway 55, то левая, западная, часть треугольника, находящаяся ближе к реке Миссисипи и ставшая теперь похожа на букву D, и есть так называемая Дельта. Если же мы продолжим наши наблюдения, углубляясь уже в саму Дельту, то увидим, что воображаемый спектр распространения блюза сгущается внутри символического ромба, вершины которого образованы городами Хернандо (Hernando), Гринвилл (Greenville) и Гринвуд (Greenwood), а также едва заметной, но многозначимой для нас Бентонией. Сам этот своеобразный ромб словно стянут извилистыми реками Язу (Yazoo River), Санфлауэр (Sunflower), Таллахатчи (Tallahatchie) и их более мелкими притоками… Как в древней Палестине, где что ни название – то священный библейский сюжет, так и внутри этого миссисипского ромба: что ни селение – то живая история блюза, и такие названия как Туника (Tunica), Коахома (Coahoma), Лейк Корморан, Кларксдейл, Кливленд (Cleveland), Стовалл (Stovall), Парчман (Parchman), Татвайлер, Язу-сити (Yazoo City), Итта Бене (Itta Bena), Холландейл (Hollandale), Дрю (Drew), Авалон (Avalon), Кристал Спрингс (Crystal Springs)… о многом могут поведать ценителю блюзов. Все они – большие и малые столицы блюзов Дельты.

Но родина блюза, его колыбель – в окрестностях этих селений, где находились и все еще находятся обширные хлопковые плантации, в так называемых quarters (кварталы, казармы, жилища – В.П.) – поселениях, в которых со времен рабовладения проживали трудившиеся на этих плантациях и где зарождалась самобытная культура черной Америки. И когда мы углубимся к корням этой культуры, попытаемся вглядеться в исчезающие очаги обитания черного населения, чтобы отыскать там историю рождения блюза, наше внимание сосредоточится на самой сердцевине Дельты, на территории, находящейся между Кливлендом и Рулвиллем (Ruleville), на расположенной по обоим берегам реки Санфлауэр знаменитой хлопковой плантации Докери (Dockery Farms).


Эта плантация возникла в 1895 году благодаря упорству, работоспособности и дальновидности на тот момент тридцатилетнего предпринимателя Вилла Докери (Will Dockery, 1865-1936)...

...К началу нового века ферма Докери представляла собой сложное хозяйство со своей инфраструктурой – складами, лесопилками, ремонтными мастерскими, конюшнями, магазинами и кварталом, где проживали семьи работников, которых насчитывалось уже несколько сотен… Конечно, здесь вскоре была построена и церковь, непременная спутница жизни черного человека южных штатов. По воскресеньям здесь служили хриплоголосые реверенды, прихожане до исступления пели гимны и спиричуэлсы… А накануне, по субботам, эти же прихожане отправлялись на танцы за пределы плантации, в ближний Рулвилл или даже в Кливленд, где были джук-джойнты, либо танцевали всю ночь здесь же, в какой-нибудь местной хибаре, наспех оборудованной под джук-джойнт, – при этом не забывали платить музыканту из своего крохотного заработка. Это значит, что в Докери уже с конца XIX века обитали музыканты, обслуживавшие работников фермы во время их отдыха, и история сохранила имя одного из них – Хенри Слан (Henry Sloan). Известно, что он являлся сонгстером и блюзменом, играл на гитаре, слыл заводилой в среде местных музыкантов и имел большое влияние на подрастающее поколение. Также есть сведения, что впоследствии Слан, вместе с другими черными рабочими, отправился в Чикаго на заработки… Но и этих знаний достаточно, имея в виду что одним из подростков, неотступно следовавших за Сланом, был сын Билла Пэттона (Bill Patton, 1864-1929), отца многодетного семейства, исправного и уважаемого работника фермы, к тому же старосты в местной баптистской церкви. Подростка звали Чарли, он не был лишен музыкальных способностей, кое-что уже знал, поэтому быстро освоил гитару, разучил несколько блюзов и, когда повзрослел, по субботам иногда замещал Слана во время танцев в джук-джойнте. Ходил он со своей гитарой и по окрестностям, играл также на ступенях магазина, а когда главный блюзмен Докери покинул ферму – занял его место… Он был крутого нрава, не ладил с отцом, не посещал церковь, часто напивался, устраивал драки, волочился за девицами легкого поведения, в любое время мог угодить в тюрьму… В конце концов, после очередной драки, строгий, но справедливый Вилл Докери прогнал с фермы дебошира вместе с его гитарой. Это было где-то в 1921 году…

Да, Виллу Докери повезло с сыном гораздо больше, чем старосте Биллу Пэттону со своим. Джо Райс Докери, в отличие от беспутного Чарли, был примерным учеником и достойным продолжателем дела отца, поэтому в 1926 году основатель плантации уступил ему место управляющего, а после смерти Вилла, в 1936 году, Джо Райс стал полновластным хозяином фермы. Все последующие годы он продолжал успешно развивать хозяйство, создав одну из наиболее крупных и прибыльных хлопковых плантаций в штате…

Пронеслось время, сменились эпохи, с их напастями, невзгодами, победами и поражениями. Джо Райс Докери стал уважаемым седовласым господином и спокойно жил на своей ферме, вкушая «плоды довольства и труда», окруженный детьми и внуками, прививая им любовь к высокому искусству, к классической музыке, балету… И вот в начале шестидесятых, совершенно неожиданно для себя, он вдруг узнал, что именно его ферма, на которой он родился, вырос и прожил всю жизнь, является родиной блюза, а того отъявленного дебошира с гитарой, которого когда-то прогнал с плантации его отец и о котором сам он с трудом мог хоть что-то вспомнить, называют одним из самых великих музыкантов Америки! Да что Америки – всего мира!..



Из книги В.Ф.Писигина "Пришествие блюза"

продолжение будет...

---